«Мародерства, трупы, видел, как убивают людей»: рассказ российского солдата, сбежавшего с фронта

Интервью с российским военным, который смог сбежать с фронта. Он с 24 февраля был на войне, и один из первых вошел на территорию Украину. Он много что видел, включая военные преступления, как свои стреляют в ноги своим же, как убивают людей. Он не пытается снять с себя ответственность за все произошедшее. Сейчас он как и сотни тысяч других российских мужчин, находится в эмиграции, фактически в бегах в другой стране. Мы публикуем фрагменты из интервью Карена Шаиняна с российским военным:

Как оказался на войне

Я был военнослужащим. Я учился, получается, в военном училище в военной академии. Меня распределили в один из городов России, и там я служил и пытался уволиться. Родственники настояли на том, что, мол, новая военная это престижно. Ничего сложного. Сложно только первый год. Ну и таким макаром, грубо говоря, я закончил свое обучение там. А вот там я курсе, на третьем уже понял, что вся вот эта военная история, она, ну, ужасная. Прав у тебя практически никаких нету. Ты, грубо говоря, как раб.
Где-то в январе, когда все вышли на работу, нам сказали, что мы едем в командировку, на учения. Я, естественно, пытался не поехать туда. Я писал рапорт своим командирам начальникам. Я к ним приходил с этими рапортами, рапорты либо рвали, либо на них рисовали половые органы.

А что было дальше? А завтра была война. Мне пришлось поехать вместе со всеми, потому что когда военнослужащий получает уже командировочные удостоверения, он не может не поехать в командировку, потому что это будет считаться как самовольное оставление части. Никто не знал, что начнется война. Ну, никто не думал, что это будет всерьез. Как Россия на такое решится, и как мы там будем воевать в Украине? Все думали: «ну, учения и учения, сейчас попугаем, поедем обратно». Все были уверены, что это такой чисто политический момент. 

Ночью 23 февраля нас перекинули у границе. Нас перекинули ближе к границе 24 февраля. С утра мы зашли на территорию Украины. То есть мы поехал, и когда ты уже пересекаешь разбитые КПП, видишь везде украинские флаги номера на машинах. Мы, когда зашли на территорию Украины, остановились в 5 километрах от границы. Мой первый вопрос был к командиру и командиру части, потому что рядом он находился: «Мы что, напали на Украину?» На что я не получил ответ. Мне говорили, что сейчас все быстренько закончится, мол, за 10 дней, будет так же, как с Крымом, и все поедут домой.

Был такой момент: в подвале какой-то школы сидит наступательная группировка. Людей осталось 35 человек из 500, а у (ВСУ) там несколько танков, несколько боевых машин пехоты. И стоит генерал, говорит: «Идите в бой». Они говорят: «Мы не пойдем в бой, потому что у нас нету ни сил, ни средств. И мы устали от всего этого. Мы не понимаем, зачем нам идти в бой. Вот тебе ключи от машины, и езжай ты вперед».

Первый бой

Недовольных в армии не было на тот момент, потому что все прекрасно понимали, что ты сейчас выскажет свое недовольство, тебя здесь же положат. После двухчасового марша появились первые вертолеты, самолеты полетели, украинская военная техника выехала. Её разбомбили тоже. Страшное зрелище, прямо для меня это были ужасные моменты. В тот момент я еще не представлял, что будет дальше. Первые два часа сопротивления не было. 

Через 6 часов был первый танковый бой, где все, естественно, уже «прикурили». То есть были потери и с нашей стороны, и со стороны сил ВСУ. Мы успешно прошли населенный пункт и поехали дальше. И где то на следующие сутки начался мой, наверное, первый в жизни артиллерийский обстрел. Именно по нам. Я увидел и услышал в свой первый взрыв. Ощущения непередаваемые. Естественно, начали все искать укрытия, ничего не окопов, никто не копал. Ну, все думали, что пройдем на ура. Все думали: ну, с Крымом уже получилось, и все думали, что и с дальнейшей Украиной получится.

Я не знал, что делать в тот момент. На самом деле к тебе приходит осознание через месяц. Находишься в шоковом состоянии всё время от того, что происходит вообще вокруг тебя — взрывы, свист пуль, везде военные, трупы. После этого ты начинаешь думать, а что происходит? А как? То есть изначально была же очень жесткая пропаганда, что на Украине нацизм, что это надо искоренять. С этим надо бороться. Уже находясь там всем, раздавали такие буклетики, в которых было написано, против чего воюем: «Нацизм, фашизм, мы защищаем свою». И когда задаешься вопросом а как можно защищать свою родину на территории другого государства, просто не могут найти на это ответа. 

Возможности уехать оттуда в начале просто не было. То есть меня либо кто-то подстрелил, как дезертира. Недовольные есть, недовольных много, то есть, но никто ничего с этим сделать не может, находясь там. 

Пропаганда и деньги на фронте

Я никогда до этого не был в Украине. Я примерно представлял, что там, очень много смотрел украинских блогеров, и примерно знал, какая там жизнь. Я никогда не думал, что там есть какой-то нацизм и национализм, но пропаганда делает свое дело. А я вот недавно могу сказать, что созванивался со своим другом. Он родом из Украины, Харьковской области, и он мне начал говорить такие вещи: «А зачем НАТО расширяется на Восток?» Я ему говорю: «Ты вообще дурак. Причем тут вообще НАТО? Причем тут Украина? Пусть они делают, что хотят, это их страна». То есть пропаганда даже промывают мозги даже тем, кто там жил, кто там родился. 

Заезжаем в деревню. Некоторые говорили: «Ну, мы вас 8 лет ждали». Некоторые говорили «Вы сюда пришли, оккупанты». Были ребята, с которыми мы общались. Ну, чисто по человечески, что они о нас думают, что вообще происходит. Потому что у тебя нет ни Интернета, ничего. Я домой позвонил только через 27 дней после того, как я зашел на территорию Украины. Ты не понимаешь, что происходит. Ты находишься в информационном вакууме.

И когда ты узнаешь, что да, оказывается, здесь нет никакого нацизма. Здесь люди жили мирно, до того, как пришел ты сюда. У тебя просто происходит какой то шок, ты находишься в непонимании, какого хрена ты тут делаешь. И после этого ты уже начинаешь думать, соображать, как отсюда выбраться, как остановить это все. Но способов, находясь там, остановить это все и выбраться практически не существует. В боевых действиях я находился около шести месяцев. Я не сделал ни единого выстрела за эти шесть месяцев. Косвенно, да, мои руки в крови. Согласен. 

Никто там за идею не воюет, все воюют за деньги. Перестанут платить деньги, и война закончится. Платят от 200 000 до 300 000 рублей. И те, кто находится на передовой, им за день выплачивают по 8 000 рублей. И плюс люди получают свои какие-то деньги за участие в боевых действиях. Учитывая условия, в которых живут эти люди, грубо говоря, дома, где они живут на зарплату в 25 000 рублей. То есть они все катастрофически все закредитованы. И когда им назвали цифру в 300 000 рублей, естественно, у них реакция «ничего себе! заработаю!»

Все боятся уголовного преследования, вообще инакомыслия в армии. Это очень такой большой раскол, на самом деле, внутри самой армии, поэтому его практически не существует, его пытаются искоренять всеми возможными способами. 

Военные преступления россиян

Мародерства, видел трупы, видел, как убивают людей. И своих военнослужащих, и Украины. Прилетает снаряд, разрывается в 25-40 метрах от тебя, и ты видишь, что там просто твой разорванный товарищ лежит. Я не видел, чтобы россияне убивали россиян. Избивают, да. По ногам стреляют. Слышал, что была такая практика. Это такая показательная казнь считается. По факту, пехоты практически у нас почти не осталось. А потому что они все либо убиты, либо ранены, либо уехали.

Люди просто камазами вывозили все, что плохо лежит, это начиная от бытовой техники, каких то телевизоров, стиральных машин, холодильников и заканчивая столами, стульями и прекрасной картиной. Там, где я был, я не видел, что мирное население убивали, не убивали и военнопленных. 

Приезжал командир части, генералы. И им командир батальона сказал, что мы не пойдем вперед, потому что у нас там нет людей, потому что люди три дня не спали, потому что у них нет еды, нет воды, они не мылись уже по полтора месяца. Могли просто отойти поговорить с этим человеком, а потом его с простреленной ногой отправляют.

Еще в наказание отправляют «на передок». То есть если я, например, высказал какую то позицию, кому-то что то не понравилось, я уезжаю на передовую. То есть это, грубо говоря, такая ссылка в один конец, из которой можно выбраться, а можно и не выбраться. 

Я был свидетелем изнасилования, в моей части был такой военнослужащий. Он вошел в дом, там были 2 гражданские девушки, и они написали заявление о том, что их изнасиловали. Естественно, это все дошло до командования и этого человека под конвоем отправили в Россию. 


Полностью смотрите интервью на YouTube: