Эксклюзивное для русскоязычных СМИ интервью с Сарой Эштон-Сирилло — трансгендерной женщиной из США, спикером англоязычного проекта ВСУ
Спикер англоязычного проекта Вооруженных сил Украины Сара Эштон-Сирилло дала в Киеве эксклюзивное интервью корреспонденту ОстВест Алексею Лебедеву. Мы публикуем текстовую версию этого интервью, а посмотреть его можно на нашем YouTube-канале.
Сара — трансгендерная женщина из США, совсем недавно она была назначена спикером англоязычного проекта ВСУ. Это назначение вызвало волну хейта, особенно среди российских пропагандистов. Саре Эштон-Сирилло 46 лет, о её жизни до транс-перехода не так много известно. У неё была жена и есть ребёнок. Она поселилась в 2016 году в Лас-Вегасе, чтобы чаще видеть сына. Сама Сара родом из Северной Каролины, работала риэлтором, играла в покер и всё время хотела умереть, потому что была мужчиной, а чувствовала себя женщиной. Тогда же в Лас-Вегасе она приобрела известность как политический журналист. За год до транс-перехода Сара ездила в сирийский лагерь для беженцев в Турцию, о чём делала репортажи, а потом написала книгу. В дальнейшем была вовлечена в политическую жизнь и активизм в штате Невада, а потом поехала в Украину и осталась.
О том, почему Сара вступила в ВСУ
«Изначально я планировала приехать только на две недели, чтобы обсудить и осветить кризис с беженцами. С запада Украины я отправилась в Харьков в самом начале полномасштабного вторжения. Меня туда направили менее чем через месяц после начала войны. И за эти 6,5-7 месяцев работы, будучи журналисткой в Харькове и директором по связям с общественностью района, который расположен у границы с Россией, я поняла, что такое российский терроризм, я увидела военные преступления России. Я видела это каждый день: удары по гражданским в Золочеве, ракетные обстрелы центра Харькова. Я жила в Северной Салтовке, видела это в своем районе. И в сентябре 2022 года я видела, как достают из могил тела гражданских в Изюме, эксгумируют. После этого я поняла, что должна делать больше. Именно тогда я решила вступить в Вооруженные силы Украины.
Провела ли я слишком много времени в Харькове и Салтовке? Конечно, и это меняет человека. Именно поэтому я служу сейчас в ВСУ. Я осталась из-за того, что увидела. И к моменту, когда я поняла, что оставалась там слишком долго, моим единственным вариантом был путь к победе».
О своём ранении
«Мы сражались в лесах к северу от Кременной, тогда было очень холодно, -15 — -18 градусов. Россияне были очень близко. Наш окоп был на линии соприкосновения. То есть наш окоп, заснеженная равнина на несколько сотен метров (я бы сказала, 600-700 метров), а дальше — россияне. Мы сражались все время. Находились там 3-4 дня, потом уходили на ротацию и возвращались где-то через 36 часов. У них было столько артиллерии, столько боеприпасов, что они обстреливали нас без остановки, 24 часа в сутки. Я была там вместе с нашим командиром, с другими ребятами с гранатометами в руках: они стреляли из РПГ, а у меня был автомат АК-74. И я, будучи старшим медиком, находилась в 10-15 метрах позади них. Моя задача была прикрывать их огнем и забирать раненых. Я брала оружие и выходила на передний край, чтобы эвакуировать раненых. Я бы сказала так: речь не идет о том, чтобы быть в безопасности, а о том, везет вам или нет. И в тот день я была самой везучей и невезучей одновременно.
Мне не повезло, потому что меня ранили. И мне повезло, что мне оторвало нервные окончания, много плоти и мышц, потеря чувствительности, будь рана чуть выше — у меня бы не было пальцев. Шрапнель попала мне в лицо, но попади она чуть выше, и у меня не было бы глаза. Поэтому я и говорю, что мне очень повезло».
О транс-переходе, свободе и Украине
«Сделать трансгендерный переход — это как умереть. И возродиться. Это то, что позволило мне так долго быть в зоне боевых действий, не имея военного опыта. Это позволило мне сражаться на фронте без страха. Это позволяет мне смеяться над россиянами, когда они угрожают убить меня, потому что я уже однажды умерла и возродилась. Я свободна. Это та самая свобода. Я настолько свободна, что доживу ли я только до следующего рассвета или проживу еще 40 лет — нет разницы. Я понимаю, что такое жизнь. И я понимаю, что такое свобода. И люди, которые лучше всех в мире понимают, что такое свобода, — это украинцы. И именно поэтому мы здесь все вместе как народ, который верит в свободу. И независимо от того, откуда мы противостоим этой российской тирании.
Неважно, что они говорят [российские пропагандисты и хейтеры — прим. ред.] по этому поводу, неважно, как они пытаются потешаться надо мной, какие нападки на меня они устраивают — в конечном итоге, они просто боятся. Они боятся воли, они боятся свободы. Когда есть американка, которая имеет доступ к широкой аудитории, которая олицетворяет свободу — их это пугает».
О различии между россиянами и украинцами
«Россияне хотят быть порабощенными диктатором. Они не знают, что такое свобода. Украинцы не просто понимают, что такое свобода — Украина и есть свобода. Именно поэтому после Оранжевой революции, после событий на Майдане люди все равно были готовы отстаивать свободу личности. Именно поэтому борьба, в которой я сражаюсь бок о бок с украинским народом, так важна — потому что никто не понимает свободу так, как украинцы, и никто не принимает рабство так, как это делают российские тираны и фашисты.
В первую очередь меня воспринимали как солдата. Во вторую — как медика, в третью — как американку, и в четвертую — как женщину. Где-то внизу списка была идея этого транс-перехода или каких-либо гендерных и ЛГБТК+ проблем. Почему? Потому что мы здесь сражаемся не за толерантность, мы сражаемся не за принятие. Мы сражаемся за свободу и освобождение каждого украинца. Это не играет роль на моей службе и не играет роль в обществе».
О своей работе спикером англоязычного проекта ВСУ
«У меня прямой эфир. Никакого сценария, мне не нужно проходить цензуру. Я сказала: «Эй, давайте сделаем что-то, что никто не делает. Давайте сделаем прямой эфир: без сценария. Срочные новости. Давайте покажем Министерство обороны, давайте покажем наших командиров в ВСУ, как у нас получается совмещать наши задачи солдат и представителей медиа».
И мы увидели, что это работает. Информационная война, информационный фронт действительно существует, без сомнений. И наша задача как военных — сражаться на нем. И наша задача как гражданских — понимать, что правда, а что фейк. У меня есть послание вашим зрителям: Россия ненавидит правду, никак иначе. А в Украине мы верим в то, что есть на самом деле. Мы верим в факты по стандартам журналистики. И мы верим в реальность, что правдиво, а что нет. И Россия с этим не может справиться. Наша работа — сообщать правду на информационном фронте, одновременно уничтожая их припасы, технику и способность оккупировать Украину на фронте физическом».
«Вклад в Украину — это лучшая инвестиция в свободу со времен окончания Второй Мировой войны»
«Мир понимает, что Украина — лидер в сдерживании этой российской ненависти, этой российской лжи. И это вторжение не только в Украину — очевидно, что они пошли бы в страны Балтии. Очень вероятно, что после стран Балтии они бы попытались двинуться на Польшу или хотя бы некоторые её части, потому что Россия хочет колониализма, Россия — это империализм. Мы должны пресечь любую попытку России уничтожить европейскую культуру, европейские ценности и европейское понимание верховенства права.
Мы нуждаемся в наших партнерах, в каждом гражданине, в каждом жителе любой страны, которая поддерживает свободу, но особенно внутри ЕС, поскольку они — наши соседи, поскольку у нас теперь статус кандидата на вступление в ЕС. Нам нужно, чтобы они боролись на нашей стороне на информационном фронте, что означает давать отпор российской лжи, российскому хаосу в информационном пространстве, что означает доносить информацию до их политических представителей. Если у вас есть члены парламента, если у вас есть представители разных ветвей власти — говорите с ними. С представителями Бундестага и Бундесрата в Германии, с депутатами парламента в Испании. Мы приятно удивлены любой помощью, которую нам могут оказать наши европейские соседи. Потому что мы понимаем, что помощь, которую мы получаем от Европы, идет как от правительств, да, так и напрямую от людей, которые платят там налоги. И я хочу, чтобы европейцы, которые нас поддерживают, которые понимают, что такое свобода, осознали, что их денежный вклад в Украину — это лучшая инвестиция в свободу со времен окончания Второй Мировой войны».